Нечего волноваться. Неделя другая и всё забудется. Только вот от одних ободрений не очиститься от ушата дерьма, который льётся на меня со всех возможных сторон.

К середине дня стала устойчиво полагать, что винить себя гиблое дело, устойчивость эту, подталкивала весьма интересная деталь, были несомненные плюсы в статусе подстилки генерального — никто не говорил это в лицо. Вот такой удел человеческого рода, привыкание ко всем капризам общества.

Охотничьи угодья встретили нас обширным охватом полей и стеной дремучего леса, куда уводила лысая колея, по сторонам поросшая где-то кустами, где-то крутыми ямами. И это дорогой отдых? При столкновении с преградами внедорожник подпрыгивал, отчего приходилось хвататься невесть за что. На передней панели уже красовался след от моей ладошки, и следующий пришёлся на боковое стекло.

Генеральный, тем временем, молчал, делая тишину совершенно невыносимой, от мыслей в голове, от предположений, что творится в его.

— Приношу вам свои извинения, — тихо начала, понимая, что по другому не смогу дальше с ним продолжать работать.

Подрыв авторитета, личные границы, эта лишь малая часть того, на что я уже не могла повлиять. Глупая выходка, вышедшая за пределы кабинета.

— Вишняков сам выбрал это место, ты не виновата в его причудах, — Дмитрий Станиславович сменил удивленное выражение, на привычное, обыденное.

— Я про слухи. Вышло небольшое недопонимание, по моей вине. — Последнее далось тяжело, если бы мужчины вели себя подобающе, эх, что теперь об этом думать.

Дмитрий Станиславович оглядел надвигающееся грозовое облако, что из серого пятна на горизонте, нарастало в беспросветную синюю пелену. Комары за стеклом времени зря не теряли, сопровождали автомобиль, словно мясо на решетке гриля, поглядывая жалами в салон и явно облизываясь на особо аппетитные места.

— Не стоит об этом волноваться, — просто отозвался, будто и не было того жалящего вопроса и всего это фарса.

В целом, мне полегчало. Он не чувствовал себя ущемленным, а мне оставалось только выжидать и не подбрасывать масла. Дождь заморосил уже на опушке, где раскинулся комплекс, как полагается из бруса, с замысловатыми насечками у ворот.

— Машины Михаила Степановича нет, опаздывает, — столько кичился своей пунктуальностью, а теперь попал впросак.

— Нет, я отменил её вчера.

Услышанное повергает меня в шок. Дернула ручку машины — заблокировано. Мелкие капли дождя переросли в непроглядную водную темень.

— Как? Вернее, зачем в таком случае, — у всего было рациональное объяснение, он психопат не умеющий прощать обиды, решил меня убить, а медведи уже придут на запах тухленькой вкуснятины.

— Касаемо недопониманий, — раскинулся, словно в массажном кресле, так, чтобы можно было хорошо меня разглядеть.

Лёгкая ухмылка прилипла к его лицу, как нечто не присущее его образу. Лениво, Дмитрий Станиславович, нагнулся вперёд, вытащил из кармана пиджака телефон и протянул мне.

— Вот первое.

Озноб пробрал тело, я перестала дышать. Всё внимание переключилось на экран телефона, точнее видео, то самое, которое я так старательно удалила. Слюна застыла в горле, я чувствовала на себе этот испытывающий взгляд.

Глава 11

Первым было отрицание, вода скрывала нас рябой заслонкой, делая всю ситуацию не то абсурдом, не то сюрреалистичной действительностью.

Вторым пришли отрицание и злость. Как ему удалось сохранить видео? К чему весь этот фарс? Посмотрел и решил прикинуться дурачком на пару дней, а может другие мотивы.

Потом уже собственная виновность ударила молотком по рёбрам. Заигралась. Я не могла чётко растолковать ту бурю эмоций, что охватила меня обжигающим льдом. Личная жизнь была выставлена на показ, и винить я могла только себя.

— Я сегодня же напишу заявление, простите, — единственное, что смогла вымолвить, казалась, за целую бесконечность выжидания его обвинений.

Что бы кто не говорил, взрослые имели портал под рукой в детство, в те моменты, когда стоя перед другими, ты ожидаешь своей участи, и защититься не можешь, ни тогда, ни сейчас. Наказания только становились более значимыми, чем красная задница, упрёки и комната пустых слёз.

— Ужин через час, — позволений отказаться не было, перемотал ещё раз видео, цокнул языком и вышел, оставляя меня одну.

Моя гибкость не позволяла выкрутиться или вынести с достоинством, сказать «Увлеклась, что с того? Главное, о компании думала, именно её и представляла. Всё на благо. Всё во благо» или «Вам понравилось? Мне кажется ракурс не совсем удачный, надо бы переснять», а может «Эта мастурбация стоила мне должности, но в тот момент, была очень необходима».

Вышла из машины охладиться, позабыв о ключах, надеюсь, у Дмитрия Станиславовича имелись запасные. Плевать.

Вода хлыстом ударила по коже, покрыла одежду, позволяя почувствовать реальность момента, волосы неопрятными паклями спадали по спине. Шагнула в сторону света, не понимая, что меня ожидает теперь впереди, показная порука маячила в округе почти улавливаемыми смешками.

Администратор проводил в номер, учтиво подал полотенце и положил на кровать махровый белый халат. Ударила по мягкой кровати обессиленным кулаком, потом сильней и так до тех пор, пока слезы не закрыли передо мной круглое зеркало. Генеральный сильно ударил по самолюбию, то что было дозволено видеть одному человеку, теперь расширилось до двух, и я не была уверена что на этом остановится.

К ужину подготовила заявление. Высушила волосы, переоделась и спустилась вниз.

Камин, небольшой столик на двоих, включенный старый фильм на экране телевизора, по-домашнему, как и халат на голое тело. Дмитрий Степанович встретил меня с невероятной чуткостью, отодвинул стул, положил салфетку на колени. Движения его были спокойными, размеренными, будто ему ненадолго отшибло память, и он обо всём позабыл. Издеваться вздумал? Того гляди, впишет такие видео в мои рабочие обязанности.

Листок он выхватил у меня из рук, пробежался глазами по строчкам, смял и отправил в камин. Подалась вперёд, чтобы успеть выхватить, но он рукой прижал меня к спинке стула.

— Итак, совместная прогулка, пусть на машине, ужин, фильм, — он указал ножом на монитор и принялся нарезать мясо в моей тарелке на удобные кусочки, — желаешь принять утренний душ вместе?

— Дмитрий Станиславович, вы говорите загадками.

Ухмыльнулась, после чего уголки губ застыли в одном положении, лицо окаменело. Догадка, что мелькнула слабым блеском, зажглась ослепляющим прожектором. Нет, нет, нет, этого не может быть, совпадение.

— Твои условия, я с ними, как понимаешь, согласился, — Генеральный разлил красное вино по бокалам, и голос его переменился, на тот самый, делано тяжелый. Вот и многоходовочка мужского организма. — Рано или поздно мы пришли бы к этому всё равно.

Не совпадение. Он игрался со мной с самого начала. Как теперь к нему обращаться? Папочка или же Дмитрий Станиславович.

— Знал и молчал, — резюмировала.

Преграда между нами становилось призрачной, ещё не близки, но уже и не так отдалены друг от друга. Посмотрела не него по новому, как на человека что был со мной многочисленное количество раз, не видела, но ощущала, слышала запах, слушалась и чувствовала его кожу своей.

Как я себе представляла его? Столько образов, и ни один так чётко не подходил, как сейчас. Жгучие радужки с пушистыми чёрными ресницами, коротко подстриженные волосы, немного растрепанные на макушке. Высокие скулы не бросались в глаза под слегка отросшей щетиной, прямой нос, плавная впадинка к сухим, но страстным губам. Борозды на персиковой коже, небольшие заломы у глаз и губ.

— Так лучше? — Папочка приспустил халат, позволяя медленно его изучать.

Острые ключицы переходили к изгибу массивных плеч, руки расслабленно лежали на подлокотниках. На минуту стало неловко от сосредоточенного осмотра, я же не кусок мяса выбираю в магазине, передо мной вполне живой человек, пусть и хитрый до очерствения. Папочка, однако, не смущался, развязал узел халата, открывая мне вид на сухой пресс и косые выделяющиеся мышцы. Чёрные волоски гармонировали с оголенной отставленной ногой. Остальное было прикрыто, или по крайне мере, дожидалось своего часа.